монаршей самодержавной власти нашему собственному попечению и решению, яко
то взносимые к нам не в присутствии в Сенате доклады, мнения, проекты, всякие к
нам принадлежащие просьбы, точное сведение всех разных частей, составляющих
государство и его пользу, – словом, все то, что служить может к собственному
самодержавного государя попечению о приращении и исправлении государственном,
имеет быть в нашем Императорском совете, яко у нас собственно. Императорский
совет не что иное, как то самое место, в котором мы об империи трудимся, и
потому все доходящие до нас дела должны быть по их свойству разделяемы между
теми статскими секретарями, а они по своим департаментам должны их
рассматривать, вырабатывать, в ясность приводить, нам в Совете предлагать и по
них отправления чинить нашим резолюциям и повелениям. В присутствии нашем
каждый статский секретарь по своему департаменту предлагает дела, принадлежащие
к докладу и высочайшему императорскому решению, а советники императорские
своими мнениями и рассуждениями оные оговаривают, и мы нашим самодержавным
повелением определяем нашу последнюю резолюцию». В заключении проекта
говорилось о разделении Сената на шесть департаментов.
Екатерина не вдруг подписала проект. Она прежде сама сделала замечания на
некоторые
выражения. Так, против выражения во введении: «И не может ли сие злоключительное
положение быть уподоблено тем варварским временам» – она заметила:
«Правда, что жалеть было о том должно, но неправда то, чтоб мы потому были хуже
татар и калмыков, а хотя б и были таковы, то и при том кажется мне, что
употребление столь сильных слов неприлично нашей собственной славе, да и
персональным интересам нашим противно такое на всю нацию и на самих предков
наших указующее поношение». В проекте статские секретари были названы
министрами; Екатерина заметила: «Слово министры не можно ль переименовать
русским языком и точную дать силу?» Екатерина не заметила или не хотела
заметить еще странности: во введении находилась жалоба, что все беспорядки
происходили оттого, что действовала более сила персон, нежели власть мест
государственных,
и дело дошло до того, что при возведении на престол Анны Иоанновны даже
потрясена
была самодержавная власть; но все знали, что в это время Россия управлялась
Верховным тайным советом. Слово «министр» не сумели перевести по-русски и дать
ему точную силу и просто выпустили, равно как и выражение «варварские времена».
Проект переписали; Екатерина и тут переменила: вместо шести членов Совета
написала: «До восьми». Написаны уже были имена членов: граф Бестужев, гетман
Разумовский, канцлер граф Воронцов, князь Яков Шаховской, Панин, граф Захар
Чернышев, князь Мхи. Волконский, граф Григорий Орлов. Статскими секретарями
назначались:
Панин – внутреннего департамента, Воронцов – чужестранного, Чернышев –
военного. Наконец 28 декабря Екатерина подписала манифест, и все же он не был
обнародован, Императорский совет не был учрежден; в важных случаях, как увидим,
по-прежнему созывался совет или конференция из лиц по назначению императрицы.
Екатерина поступила и тут с тою робостью, нерешительностью, внимательностью ко
всем мнениям, что порицают в ней министры иностранные в это время – иностранные
министры, смотревшие и на поведение Екатерины теми же полузакрытыми глазами,
какими смотрели прежде на поведение Елизаветы, упрекая ее в медленности и
нерадении.
Екатерина не послушалась Панина, собрала мнения; некоторые ограничились
замечаниями
второстепенными, один советовал восстановить прежнее название – Верховный
тайный совет. Но конечно, любопытнее других для Екатерины были замечания,
сделанные генерал-фельдцейхмейстером Вильбуа. «Я не знаю, – писал Вильбуа, –
кто составитель проекта; но мне кажется, как будто он под видом защиты монархии
тонким образом склоняется более к аристократическому правлению. Обязательный и
государственным законом установленный Императорский совет и влиятельные его
члены могут с течением времени подняться до значения соправителей. Императрица
по своей мудрости отстранит все то, из чего впоследствии могут произойти вредные
следствия. Ее разум и дух не нуждаются ни в каком особенном Совете, только
здравие ее требует облегчения от невыносимой тяжести необработанных и
восходящих к ней дел. Но для этого нужно только разделение ее частного Кабинета
на департаменты с статс-секретарем для каждого. Также необходимо и разделение
Сената на департаменты. Императорский совет слишком приблизит подданного к
государю, и у подданного может явиться желание поделить власть с государем».
Мы видели, что французский посланник Бретель, приписывая Екатерине слабость
и нерешительность в делах внутренних, жалуется на ее гордый и высокомерный тон
в делах внешних и объясняет это, во-первых, тем, что здесь не было личной
опасности, а во-вторых, тем, что таким тоном в отношении к иностранным державам
Екатерина хотела понравиться своим подданным.
