назад, а задние наперед переставил и тем великую будто поправку нашего
концепта доказал. Гораздо труднее дать идею сочинению в его создании, чем
переменять слова. Но человек без кредита, как я, должен все проглатывать. Г.
Елагин – мой друг, но я думаю, он сам признается, что не ему меня учить языку,
тем больше что его можете, которое вы найдете в указе вместо можете, служит
убедительным доказательством моего честолюбия, которое не совсем неуместно.
Прилагаю
манифест печатный о графе Алексее Петровиче Бестужеве. Оригинальный написан
рукою, мне неизвестною. Все любопытствуют знать, кем он сочинен, говоря, что
очень хорошо составлен. Но так как я об этом ничего не знаю, то мне не трудно
отвечать. Мой ответ: „Не знаю и первый раз вижу и слышу“ – заставляет некоторых
думать, что вы его автор». Панин имел удовольствие узнать, что его
представление о Неплюеве исполнено.
В назначенный день, 1 сентября, Екатерина выехала в Москву и 9-го числа
остановилась в подмосковном селе гетмана Разумовского Петровском (Разумовском),
11-го числа в Петровском собрались члены Синода и высшее духовенство,
придворные дамы, кавалеры, генералитет и прочие знатные обоего пола особы для
поднесения всеподданнейших поздравлений. Первым выступил новгородский архиерей
Дмитрий
как первый член Синода; не о надеждах в будущем говорил оратор, он прославлял
совершенный уже подвиг: «Се царствующий град Москва вместо воженных
светильников с горящими любовью сердцами усретает вожделенную матерь и
государыню свою, преславная дела и заслуги отечеству и церкви показавшую.
Гряди, защитница отечества, гряди, защитница благочестия, вними во град твой и
сади
на престоле предков твоих». Явился и запорожский кошевой атаман с старшиною, и
писарь говорил императрице речь от всего войска. Запорожец начал с того, что
выставил необходимость власти и повиновения ей. «Вся премудрости сотворивый
Господь, – говорил писарь, – вечно и непоколебимо узаконил рекам ведать свой
юг, магниту – север, туче – восток, солнцу – запад, нам же, человекам, –
учрежденную
над собою власть. Сей наш всеобщий и непременный долг так нас крепко понуждает
и к наблюдению своему влечет, что яки бы он на скрижалях сердца нашего был
написан. Чего всего в рассуждении, когда Царь Небесный в. и. в. на престол
всероссийский всесильною своею десницею возвел, и мы все, сыны и питомцы
Низового Днепровского Запорожского коша, как дети и птенцы орлего твоего
гнезда, не могли от несказанной радости не вострепетать и следующего
приветствия не возгласить: бог духов и всякие плоти в. и. встав дух жизни,
которым вся Россия живет, движется и процветает, в священнейшем ковчеге
августейшего тела дражайшим здравием и светозарным долгоденствием да оградит!»
и проч.
13 сентября происходил торжественный въезд в Москву: «По улицам убрано было
ельником, наподобие садовых шпалер обрезанным разными фигурами; а для смотрения
народу обыватели каждый пред своим домом имел построенные преизрядные галереи,
по которым снаружи, также в домах, из окон и по стенам свешены были ковры и
другие разные материи». В Успенском соборе, когда императрица, приложившись к
иконам и мощам, стала на своем месте, а наследник – на место цариц, то Дмитрий
новгородский начал говорить проповедь: «Красуйся, царствующий град, и
удивляйся, глаголя: откуда мне сие, яко прииде мата отечества ко мне? Вождь в
св. храм сей, яки в сердце всего Российского царства, благочестно входящую.
Прииде
к нам, благочестивые веры защитница, церковь и отечество матерним покровом
покрывшая и сохранившая; прииде всех скорбей и печалей наших окончание, всех
радостей наших вина. Видела матерь свою, св. церковь, бедствуем и озлобляема,
восхотела от страха и вредных перемен избавите, не допустила отечеству прийти в
наглое расхищение, в горесть и воздыхание, не дала России от супостатов бытии в
По-смех, в стыд и поношение. Да как ужасно слышат: мечом ли, оружием ли или
кровопролитием? Никакое; и презри живот свой, не боялся смерти, с единым на
Бога упованием».
Коронация произошла с обычными церемониями 22 сентября. И тут новгородский
митрополит
говорил речь, величая событие 28 июня как дело Божие: «Господь положил на главе
твоей венец. Знает он благочестивые от напасти избавляли, знал пред собою
чистое сердце твое, знал непорочные пути твои, знал в несносном терпении твоем
ни откуда помощи ищущую, на него единого уповающую. Знаем и все единодушно
скажем, что ни глава твоя царского венца, ни рука твоя державы поискала славы
ради, или сникания высокой власти, или приобретения временных сокровищ; но
едина матерняя ко отечеству любовь, едина вера к Богу и ревность к благочестию,
едино сожаление о страждущих и утесняемых чадах российских понудили тебе приятии
великое сие к Богу служение. Видела озлобление людей твоих; видела все – и
воздыхала яко близ падения церковь, близ опасности все благосостояние
российское,
но ты едина, ревнуя, поревновала оси.