Цею твердости удержать или, теряя ее содействие, не подвергнуться никакой
опасности.
Желание петербургского Кабинета исполнялось; министрами союзных дворов в
Париже было постановлено назначить срок конгресса между 1 и 15 числом июля
месяца нового стиля, а военные действия со всех сторон начинать как можно
скорее и с большею силою. Вследствие этого Иностранной коллегии было предписано
сочинить план и наставление русским министрам в Лондоне, Париже и Вене. В этом
наставлении должно быть сказано: «Мы желаем, чтоб конгресс скорее состоялся, но
не для того, чтоб и действительный мир тотчас последовал (ибо при таком смешении
интересов опасно, чтоб скорый мир не был полезным миром или чтоб война,
прекратись
на время, не воспалилась бы с большею свирепости), но для того, чтоб скорее
видеть прямые склонности и мнения лондонского и берлинского дворов и чтоб с
большею точности принимать нужные меры. В эту кампанию намерены мы действовать
с крайнею силою, дабы умножить неприятельскую податливость и не дать
возможности полезной ему проволочки переговоров. Нам кажется, что французскому
двору остается одно: покинув на время Азию и Америку, как можно больше
воспользоваться настоящими выгодами в Германии и, поправят здесь дела свои и
своих союзников, привязать последних к себе и славный союз сделать вечным,
ослаблением же короля прусского ослабить и Англию, потому что король прусский,
оставаясь в силе, не допускал бы союзников подавать друг другу взаимной помощи,
и Англия, имея на твердой земле себе подпору для начатия новой морской войны,
не стала бы дожидаться, пока французский флот придет опять в цветущее
состояние. Для опровержения этого взгляда можно выставить одно, что главная
сила бранденбургского дома заключается в личности нынешнего короля прусского.
Правда, для составления вредных соседям своим проектов и к произведению их в
действие он довольно способен; но известно всему свету, что к нынешней
чрезмерной его силе все пути приготовлены его предками; он пользовался только
случаями, следуя политическому плану, установленному в этом доме гораздо прежде
Фридриха II. Совершенно военное, а не гражданское в областях его заведенное
правительство
не может быть прилично долговременному миру.
Почти уверены мы, что Франция не замедлит теперь отправить министра своего в
Лондон; мы и желали бы, чтоб он успел заключить отдельный мир с Англиею и
отделить эту державу от прусского короля, оставляя Франции свободу действовать
против него по меньшей мере на основании Версальского союзного договора с
императрицею-королевою 1758 года. Англия, заключая свой мир с Франциею,
обязалась бы ни прямым, ни косвенным образом не помогать королю прусскому и
решение с ним дел оставила бы нам и Австрии. Но так как при многих дворах может
произойти опасение, что эта вначале очень ограниченная негоциация
распространится чувствительно далее и поведет к миру, похожему на Аренский, то
хотя и нельзя прямо противиться посылке французского министра в Лондон, но
можно внушить, что при нынешней перемене в английском министерстве статский
секретарь
Пит, великий поборник интересов короля прусского и думающий, что надобно
поблажить
стремлениям своего народа, который возгордился военными успехами, старается
забрать переговоры в свои руки и продолжением их и войны продлить свое значение,
а это значение упадет, если дела пойдут не по южному, а по северному
департаменту, чрез руки нового статского секретаря графа Бата. Поэтому-то Пит и
отозвался, что не думает, чтоб в наших добрых услугах могла быть нужда. Мы на
это не досадуем и не хотим навязывать своих добрых услуг и предложили их
единственно из дружбы к французскому королю. Не повредило бы нашим и союзников
наших интересам внушить искусным образом графу Бату, что если отдельные
переговоры с Франциею распространятся далеко, то всю честь и славу получит один
его товарищ – Пит.
С большими предосторожностями должен быть соединен этот поступок; однако
когда подобным же образом все победы принца Евгения и герцога Мальборо обращены
были в ничто и Франция при дурном состоянии своих дел получила выгодный мир, то
отчего бы не могло и теперь случиться, чтоб английское к королю прусскому
усердие вдруг простыло и он увидел бы себя оставленным в то время, когда всего
больше надеялся на помощь Англии? Обнаруженное до сего времени нашим
посланником князем Голицыным искусство в делах и ревность к нашей службе
внушают нам уверенность, что он по меньшей мере сделает все возможное, не
компрометируя себя и нас. Францию надобно заставить, чтоб посылаемый ею в
Лондон министр получил повеление ничего не скрывать от князя Голицына, был ему
подчиненным, по крайней мере во всем действовал с ним заодно».
Так как Россия настаивала на том, что честный мир должен исключительно
зависеть от
