русских войск беспорядки и убыток будут жителям, как случилось и во время
прохода из-под Хотина. Бестужев возражал, что во время охтинского похода
беспорядки были от нерегулярных войск, но и за то жители получили
вознаграждение, а теперь нерегулярных войск не будет. Вице-канцлер говорил, что
не все потерпевшие получили удовлетворение; Бестужев повторял, что назначенные
в нынешний поход войска все будут покупать на чистые деньги и будет за ними
строгий
надзор, чтоб не позволяли себе никакого насилия. Граф Бриль, бывший при этом
разговоре, сказал со смехом, что желал бы иметь теперь деревни в Польше, потому
что от похода русских войск получил бы большие деньги. Наедине Бестужеву Бриль
говорил, что поляки по своему обычаю поднимут большой крик и шум против похода,
но покричат да и перестанут; опасно одно, чтоб не устроили конфедерации по
французским и прусским наущениям.
В Польше по-прежнему тянулось бесконечное дело о притеснениях православных
католиками
и униатами, дело чрезвычайно трудное, как видно из донесений русского резидента
в Варшаве Голембовского. На последнем сейме было постановлено составить
комиссию, на которой должно было выслушать все жалобы православных и
удовлетворить им. Бестужев и Голембовский думали, что они сделали все для
православных, и вдруг узнают, что православные вовсе не довольны комиссиею и
вовсе не готовы явиться на нее. Голембовский в сильном раздражении писал
императрице
жалобу на белорусского епископа Волчанского, который будто бы выставляет разные
неосновательные затруднения, стараясь уклониться от комиссии, а Слуцкий
архимандрит Оранский пишет, что другие игумены не дают ему никакого ответа на
его внушения и не хотят быть послушны указам киевского митрополита. Таким
образом, писал Голембовский, можно понять, какую они все оказывают охоту
явиться в комиссию с теми жалобами, которыми они беспрестанно утруждали ваше
величество и о которых королю и министрам так много внушено; однако без этого
они не могут получить никакого удовлетворения и привести свои дела в лучшее
состояние. Громадная переписка посла Бестужева и моя свидетельствуют ясно, что
с нашей стороны все сделано; теперь они сами должны приняться задело, и я очень
боюсь, что если они в назначенный срок не явятся на комиссию со своими жалобами
и доказательствами, то магнаты, которые нарочно приедут издалека в Варшаву для
комиссии, рассердятся и отложат комиссию в дальний ящик или совсем оставят,
объявив все жалобы и претензии православных ложными, мало того, неявив-шихся,
как непослушных подданных, приговорят к какому-нибудь штрафу; тогда уже мы с
послом лишимся всякой возможности в чем-нибудь помочь им.
Но выслушаем и другую сторону, что нам легко сделать, ибо Голембовский
переслал в Петербург письма епископа могилевского. «Вы меня спрашиваете, –
пишет епископ, – приготовлен ли к предстоящей комиссии список обидам и
озлоблениям, также имели ли мы с архимандритом Слуцким и другими начальными
людьми монастырей и братств совет и соглашение насчет приготовления
доказательств, основанных на правах и конституциях, и уполномоченные на
комиссии в состоянии ли вести порученные им дела? На это как прежде отвечал,
так и теперь отвечаю: 1) что я во всей моей епархии не имею ни одного
способного к тому человека, потому что кто и где мог научиться правам? Ни в
Польше, ни в Литве никого из наших ни в школы, ни в канцелярии не пускают; а
католик хотя бы и мог за это взяться, но боится отлучения от церкви, как я уже
несколько
раз пробовал; у нас даже нет человека, который бы мог искусно написать позыв к
суду и полномочие. 2) Звать к суду трудно, потому что в Польше крестьяне не
могут жаловаться на своих господ, равно как духовные на землевладельцев, в
имениях которых находятся их церкви. В позывах надобно точно показать, от кого
именно какие были обиды, а когда помещик прочтет такие позывы, то попа и холопа
прежде комиссии велит повесить или убить. В Польше что жбан, то пан, шляхтич на
загороде равен воеводе и одним правом с ним судится; а магнаты здешние всегда
вольное право над своими подданными имеют, не так, как в абсолютных
государствах,
в которых господину и крестьянину одинокая справедливость. Они не очень
испугались универсала, выданного из королевской комиссии, и какие делали
прежде, такие и теперь продолжают делать обиды, церкви на унию отнимают,
священников бьют, вяжут и обирают.
Например, если послать позывы к князю воеводе русскому за несильное отнятие
на унию церквей в графстве Шкловском, а к Сапоге за отнятие церквей в графстве
Домбровенском,
то, значит, обоих этих знатных магнатов прежде озлобить, а потом у. них же на
других справедливости просить, ибо они оба в комиссию судьями определены? Также
надобно будет позвать в суд князя подканцлера литовского, Огинского, воеводу
витебского, Соллогуба, воеводу божеского, и Сапогу, воеводу подляшского, с
которыми так же трудно тягаться, как трудно защитить себя от грома-