ваш союзник, предан был ему в жертву со своими наследными землями, если не
желаете, чтобы он, не будучи в состоянии обороняться собственными силами,
перешел на сторону Франции и принял императорскую корону, отчего в Польше
произойдут неминуемые замешательства, для успокоения которых потребуется вдвое
больше войска, то необходимо подать королю польскому немедленную помощь».
Говорили, что императрица была недовольна мнением вице-канцлера. 29 августа
Елизавета
подписала паспорт Воронцову в чужие края. Канцлер доложил, что свадебные
торжества препятствовали собранию совета по прусско-саксонским делам; но, по
всем вероятностям, он откладывал собрание, чтобы приступить к совещанию по
отъезде Воронцова. Бестужев объявил императрице, что Розенберг отзывается своим
правительством; Елизавета спросила: что это значит? Бестужев отвечал, что тут
нет ничего удивительного: Мария Терезия отзывает своего посла, потому что Россия
не хочет признать существования договора с Австриею в такое время, когда
последняя крайне нуждается в помощи. И другие послы – датский, голландский,
английский – уедут, видя, что им незачем жить и, вероятно, дворы будут
присылать в Петербург только посланников или даже резидентов. Елизавета весь
тот день была очень задумчива и вечером, уже очень поздно, велела на другой
день собраться чрезвычайному совету.
К совещанию были приглашены фельдмаршал князь Долгорукий, фельдмаршал граф
Леси, канцлер граф Бестужев, генерал граф Ушаков, обер-шталмейстер князь
Куракин, генерал граф Румянцев, тайный советник барон Черкасов, тайный советник
Юрьев, тайный советник Веселовский, статский советник Неплюев (Андриан).
Предложен был для обсуждения вопрос: «Надлежит ли ныне королю прусскому, яко
ближайшему и наисильнейшему соседу, долее в усиление приходить допускать, или
несходственное
ли будет королю польскому, яко курфюрсту Саксонскому, по действительному
настоящему с ним случаю союза помощь подать и каким образом?»
На другой день, 20 сентября, члены совета представили свои мнения. Канцлер
Бестужев написал: «Еще в 1744 году саксонскому министру Флемингу было объявлено
(в Киеве), что ее ампер. величество всегда верною и истинною союзницею короля
польского пребывает и в случае нападения на него скорою помощью поспешить не
оставит: я на ее величества соизволение предаю, каким образом с королем
польским поступать повелит». Мнение барона Черкасова: «Нельзя допустить короля
прусского более усиливаться; королю польскому помочь тем, что находящиеся в
Лифляндии и Эстляндии полки ввести в Курляндию и там им зимовать, а на весну и
все полевые полки придвинуть к границам. Этот способ всего удобнее даст понять
королю прусскому увещания императрицы; а если и это его не исправит, то ее
ампер.
величество может употребить войско по своему усмотрению, что, может быть, и
неминуемо».
Румянцев представил такое же мнение. Куракин думал, что должно по договору
послать на помощь польскому королю 12000 войска, а по надобности и больше.
Ушаков – послать эти 12000 и, кроме того, сделать диверсию в Курляндию. Леси
стоял за диверсию в Курляндии. Фельдмаршал Долгорукий также; он писал, что
надобно положить пределы замыслам прусского короля, иначе он может овладеть
Лифляндиею и Эстляндиею для себя или для шведов.
3 октября было снова собрание совета. Все поданные мнения были выслушаны в
присутствии
императрицы; читан был также перевод с письма Мардефельда к канцлеру и мемория,
в которой он снова просил помощи против Саксонии. По выслушании всех этих бумаг
императрица начала говорить:
«Хотя король прусский и требует нашей помощи по союзному трактату, но случай
союза (casus foederis) здесь признан быть не может, потому что он сам
наступлением своим на Богемию нарушил Береславский договор и навлек на себя
следствия нынешней войны с Австриею; силы его превосходят саксонские, и он
объявил Саксонии войну за то только, что ее войска помогли австрийским; поэтому
кажется справедливее подать помощь Саксонии. Сверх того, для русских интересов
усиление прусского короля не только не полезно, но и опасно: приходя от времени
до времени в большую силу, он может когда-нибудь согласиться со Швециею по
своему там влиянию и предпринять что-нибудь против здешней империи, а с другой
стороны возбудить и турок. На дружбу его отнюдь полагаться нельзя: пример его
обмана виден в предложении нам посредничества, от чего потом отрекся, а в то же
время появилось посредничество от турок, как видно, по его же наущению».
Сказавши это, императрица спросила присутствующих, как они думают; те
сослались на свои мнения и повторили, что нельзя допускать прусского короля
усиливаться
и надобно подать
